«Для нас это святой напиток». История белоруса, который в день выпивает литр молока

Ктo-тo, чтoбы с   утрa взбoдриться, прeдпoчитaeт кoфe, Мaксим Кулeш съeдaeт глaзирoвaнный сырoк. Eщe мeсяц нaзaд в   тeчeниe дня oн   выпивaл пaру стaкaнoв кeфирa или мoлoкa, нo   стaрую трaдицию пoдпoртилa нoвaя тexникa. Нa   этaжe, гдe рaбoтaeт Мaкс, нeoжидaннo слoмaлся xoлoдильник. Пaрня этo сильнo рaсстрoилo, с   гoря oн   пeрeшeл нa   кoлу, нo   дoмa пo   вeчeрaм сeрдцe eгo всe тaкжe принaдлeжит мoлoку.



Мaксим Кулeш, 24 гoдa. Зaкoнчил истфaк БГУ. Рaбoтaeт в гoсучрeждeнии.

Мaксим Кулeш пoслeдний гeрoй прoeктa «Путь мoлoкa». Чeлoвeк, кoтoрый нe   прeдстaвляeт и   дня бeз мoлoчныx прoдуктoв.



Фoтoгрaф Дмитрий Брушкo считaeт, чтo нeт ничeгo бoлee бeлoрусскoгo, чeм молоко и   вовлеченность каждого в   процесс, где молоко   — часть жизни каждого белоруса. Он   проследил современный путь молока до   того момента, когда продукты попадают к   нам на   стол.


В   проекте TUT.BY   «Путь молока»   мы   показываем, как за   большой индустрией белорусской экономики стоят простые люди   — хозяева коров, пастух, молочник, доярка и   другие. Весь их   жизненный ритм подчинен молоку, они преданы этому напитку и   делают свой, человеческий, вклад в   цену молока. Мы   покажем, как молоко связывает нас белой нитью и   с   этими людьми, и   друг с   другом.




«В   детстве кефир мы   не   пили, а   ели, и   мне это жутко не   нравилось»

Максу 24 года. Как и   многие минчане, он   родился не   в   Минске. Его корни в   Смолевичском районе, где и   сейчас живет его семья. Шесть лет мама с   папой держали корову. Зорька обеспечивала Кулешам молочные реки и   заполняла кефиром, сыром да   маслицем закрома. Ни   обед, ни   ужин в   доме не   обходились без молока.


—   Да   мы и   сейчас без него не   можем,   — лавируя по   рынку между рядами с   молочкой, описывает Макс семейные привычки. —   Для нас   — это святой напиток. Хоть в   «красный угол» пакет или бутылку ставь.



«Молочная биография» парня большинству из   нас близка, как песни Макса Коржа, ведь у   белорусов где-то в   ДНК запрятаны ген деревни и   молока. Сегодня в   планах у   Макса на   обед сырники, и   он   на   «Комаровке» в   поисках жирного творожка. Рецепт подсказала мама, а   она, известно, плохого не   посоветует.


—   Еще нужно купить сметаны, кефира и   молока,   — перечисляет Макс продукты, без которых «скучают» его холодильник и   душа. —   Когда был маленьким, кефир мы   готовили сами. Он   получался не   жидкий, а   кусочками, как зерненый творог. Его не   пили, а   ели, и   это мне очень не   нравилось, теперь в   противовес я   покупаю только 1-процентный. Хотя понимаю, тот продукт был крутой, сейчас такого не   делают.


И   масла того, со   вкусом детства, теперь тоже не   найти. Солоноватое, оно легко ложилось на   хлеб. В   семье его готовили сами.



—   Маслобойки у   нас не   было, приходилось взбивать вручную,   — Макс говорит, что и   сейчас как вспомнит тот процесс производства, так вздрогнет. —   Сыворотку заливали в   трехлитровую банку. Я, мама и   папа садились у   телевизора, и   два-три часа по   очереди безостановочно трясли. Останавливаться было нельзя.


Все постепенно взбивалось, а   потом быстро съедалось. Лишь одно неизменно оставалось. Спросите и   сейчас у   торговца молочки, давнишний   ли у   нее товар, она, не   задумываясь, ответит: «Свежайший».


—   Вот коза,   — рассматривая купленный пакет молока, парень недобрым словом вспоминает продавца. —   Сказала утром привезли, а   оно испортится через два дня.



«Корова была единственной возможностью выжить»

В   Минске Максим живет уже 10 лет. В   14 поступил в   областной лицей, с   тех пор уезжал из   города только в   отпуск, на   каникулы и   в   выходные. Раньше, вспоминает, в   своей деревне почти всех знал, а   теперь, случается, сядет в   маршрутку, которая едет в   те   места, глянет на   пассажиров   — и   поздороваться не   с   кем. Вокруг чужие лица.



Агрогородок, откуда он   родом, перспективный. Есть тут клуб, почта, три магазина. Молодежи много, а   коров почти не   осталось. Во   времена, когда Кулеш только складывал буквы в   слоги, буренок здесь было голов 150, сейчас одна или две на   всю деревню. Старшее поколение рассчитало: держать такое большое животное хлопотно и   накладно. А   тем, кто помладше, еще и   неинтересно.


Свою Зорьку семья парня тоже давным-давно сдала, поэтому сырники Макс замешивает из   купленного творога. Вбивает в   тесто яйцо и   вспоминает, как увеличилось когда-то их   домашнее хозяйство.


—   В   1996-м году у   бабушкиной коровы родилась телочка, и   ее   подарили нам. Зарплаты в   колхозе тогда почти не   платили,   — и   корова была единственной возможностью выжить,   — переносится Макс в   те   годы. —   Не   скажу, чтобы мы   голодали, все-таки в   деревне выручали грядки и   город. Но   помню, открываешь холодильник   — а   там одно молоко.



 






 






Сметана в   те   времена в   их   доме была такой жирной, что ложка в   ней стояла, а   молоко любили с   пенкой, сразу из-под коровы. Животное назвали Зорька потому, что на   лбу у   нее была небольшая звезда. По   ней Максим и   опознавал ее   в   стаде.


—   Когда мне исполнилось шесть, по   вечерам меня отправляли корову с   поля встречать,   — описывает детство парень. —   Мама учила: «Дай ей   хлеб, и   она будет добрее», поэтому я   всегда брал с   собой корочку. Помню, тянешь руку с   угощением, и   боишься, что откусит. А   коровы, они ведь как лошади, едят губами. Зато потом она домой идет, и   ты   — важный перец рядом на   велосипеде едешь. Хозяин. Думаю, моя любовь к   молоку началась именно тогда.


Когда буренку сдали, молоко в   семье меньше любить не   стали. Даже сейчас, говорит Макс, мама с   папой для себя за   раз берут в   магазине по   две-три бутылки.



«От   сыра в   головках вороны тащились»

Потребности самого Максима чуть скромнее. На   случай, если окажется, что он   забыл купить кефира или молока, в   шкафу стоит ультрапастеризованное.





—   Как-то зашел в   магазин, а   оно на   акции. Подумал, это знак, и   взял шесть пачек,   — смеется молодой человек. —   Ничего удивительного: кто-то запасается деньгами, кто-то недвижимостью, а я   — молоком. На   вкус оно, конечно, не   очень, зато хранится долго. В   случае «молочной ломки» упаковка вскрывается.


Были в   жизни Макса и   два безмолочных периода, тогда не   спасала даже заначка. Первый   — когда служил в   резерве, второй   — пока учился в   лицее. Хотя… в   армии кефир иногда давали. И   солдаты, которые его не   любили, эту часть пайка рядовому Кулешу передавали. «Жаль,   — вздыхает он,   — больше литра осилить за   раз не   получалось. Потом в   дни, когда ничего молочного не   давали, всегда вспоминал об   упаковках, что парни полными оставались».



 






 






Во   время учебы в   лицее ситуация была сложнее.


—   В   общаге на   этаж у   нас стоял один холодильник, и   кто-то из   него воровал,   — рассказывает Максим, а   сырники шипят на   сковородке. —   Поэтому молоко, кефир я   почти не   покупал. Осенью, зимой и   весной все немного упрощалось. Продукты, которым нужен холод, можно было сложить в   пакет и   вывесить за   окно. Правда, это не   всегда спасало. Как-то слышу под утро, кто-то за   окном скребется. Одергиваю тюль, а   мне вороны привет шлют. Пробили дырку в   целлофане и   уплетают мой завтрак. Сметали они все   — и   хлеб, и   колбасу, но   от   сыра в   головках просто тащились.


Макс смеется, берется за   тарелку   — и   выкладывает на   нее то, что получилось.



—   Блюда из   молочных продуктов я   редко готовлю, чаще сыр и   творог съедаю так,   — признается он, что сырники делал впервые. Заливает их   сметаной, пробует. Неплохо, хвалит, что получилось. —   Теперь можно и   жениться.


—   А   будущая жена тоже должна молоко любить?


—   Необязательно,   — кивает головой Максим. —   Хотя, как мне кажется, с   рождения каждый белорус пьет столько молока, что любишь ты   его или нет, а   кровь у   нас у   всех немножко им   разбавлена.

 

Теги: Минск
 

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.